Предлагаемые читателю выдержки представляют собой часть доклада Римскому клубу в 1997 году, который в очередной раз был посвящен проблемам охраны окружающей среды. Его авторами стали, пожалуй, наиболее титулованные специалисты в этой области. Эрнст фон Вайцзеккер— признанный лидер европейской школы природопользования. Он окончил Мюнхенский университет и в первой половине 70-х годов занимал должность профессора междисциплинарной биологии в университете Эссена (Германия). С 1975 по 1979 год профессор Вайцзеккер был президентом университета города Кассель (Германия), с 1979 по 1984 год— директором Центра науки и техники Организации Объединенных Наций,с 1984 по 1991 год— директором Европейского института экологической политики в Бонне (Германия), с 1991 года по настоящее время— президент Вуппертальского инсти- myma климата и окружающей среды. Он член Римского клуба, автор более десяти книг, почетный профессор шести европейских университетов. В 1989 году вместе с премьер-министром Норвегии Гру Харлем Брундтланд он был удостоен престижной итальянской премии De Natura. В 1996 году профессор Вайцзеккер стал первым кавалером Золотой медали герцога Эдинбургского, учрежденной для награждения исследователей, внесших исключительный вклад в исследование экологических проблем.
Эймори Б. Ловинс является основателем, вице-президентом и директором по исследованиям Rocky Mountain Institute в штате Колорадо, США, созданного в 1982 году. Его заслуги отмечены шестью почетными докторскими званиями в ряде университетов; он стал самым молодым почетным доктором за всю историю Оксфордского университета (Великобритания).
Л.Хантер Ловинс также входит в число исследователей Rocky Mountain Institute; он занимает пост президента и исполнительного директора; ранее работал в качестве профессора экологии в Дартмут-колледже в штате Нью-Хэмпшир. Эймори Б. Ловинс и Л.Хантер Ловинс являются лауреатами ряда международных премий, в том числе Right Livelihood Award, которая считается неофициальным эквивалентом Нобелевской премии в области экологии.
Книга «Фактор "четыре ". В два раза больше богатства из половины ресурсов» (1997) представляет собой переработанный вариант доклада Римскому клубу, предназначенный для широкой публики. Основная идея книги состоит в обосновании концепции «производительности ресурсов», под которой авторы понимают более рациональное использование уже имеющихся в наличии благ. По их мнению, в современных условиях есть все возможности обеспечить рост выпуска конечного продукта как в сельском хозяйстве, так и в промышленности в два раза, сократив при этом в той же пропорции использование энергии и сырья.
Работа разделена на четыре непропорциональных по размеру части. В первой, занимающей более половины общего объема книги, рассматриваются в основном примеры, поочередно иллюстрирующие как низкую эффективность использования ресурсов, так и потенциальные возможности экономии материалов и энергии, открываемые новыми технологиями. Исходя из соображения о необходимости переосмыслить понятие эффективности, включив в него экологическую составляющую, во второй части авторы книги изучают предложения, сводящиеся к жесткому экономическому воздействию на производителей с целью ограничения потребления ресурсов. Эта часть вдвое уступает по объему первой. Еще короче третья, где авторам приходится словно бы нехотя остановиться на существующих контртенденциях; наконец, заключительная часть, в которой предпринимается попытка изложить некоторые теоретические и общефилософские выводы, ограничена лишь тремя десятками страниц.
Следует отметить два важных блока проблем, поднятых в книге.
Во-первых, констатируя неадекватность применяемых сегодня экономических индикаторов, и в первую очередь ВВП, авторы категорически заявляют о необходимости более широкого использования нового комплексного показателя, называемого ими индексом устойчивого экономического благосостояния (Index of Sustainable Economic Welfare— ISEW), который разработан в начале 90-х годов неправительственной экологической организацией New Economic Foundation (NEF). Необходимость его применения иллюстрируется на примере того, что с начала 80-х годов показатели ВВП и ISEW характеризуются не только низкой корреляцией, но даже разнонаправленной динамикой.
Во-вторых, центральной практической мерой, предлагаемой авторами, является прогрессивный налог на использование ресурсов, средства от которого могли бы направляться на осуществление первоочередных природоохранных мероприятий. В этом аспекте они опираются на исследования швейцарского экономиста Р.Рештейнера, пришедшего к выводу, что, начиная с середины 70-х годов, экономическая активность (измеряемая индикаторами экономического роста, торговым балансом, числом патентов и т.д.) в странах ОЭСР находится в прямой корреляционной зависимости с ростом цен на энергоресурсы и обратной корреляционной зависимости с их удельным потреблением. Между тем эта концепция имеет множество исключений, а ее практическая реализация крайне затруднена в силу огромного объема загрязнений, обусловленного сегодня растущей экономической активностью в странах «третьего мира», которая не может эффективно контролироваться постиндустриальными государствами.
Говоря о благотворности экологического налога, авторы не учитывают того, что резкое повышение цен на энергию вызовет замедление индустриализации в развивающихся странах, в результате чего для поддержания сбалансированности и разрешения возникающих на Юге проблем потребуется дотирование стран «третьего мира» в объеме не менее 140 млрд. долл. ежегодно. То, что авторы полагают осуществ- ление подобного сценария возможным, noказывaem, на наш взгляд, что они не всегда считаются с современной экономической реальностью.
Характерно, что в книге фактически не анализируются возможности осуществления экологически приемлемой политики вне системы мер, предлагаемой авторами. Между тем известно, что именно в США, где цены на энергоносители сегодня находятся на беспрецедентно низком уровне, разработки более экономичного двигателя идут быстрее, чем в Европе и Японии, потребление воды в производстве сокращается вдвое каждые несколько лет, а быстродействие микропроцессоров удваивается каждые 18 месяцев. На наш взгляд, более продуктивно рассуждать о будущем, принимая в расчет уже умножившиеся и еще складывающиеся тенденции, а не с точки зрения долженствования, нередко доминирующей в книге.
Вниманию читателя предлагаются часть Введения к книге, отрывки из главы 1 «Двадцать примеров революционного повышения производительности энергоресурсов», главы 2 «Двадцать примеров революционного повышения производительности материалов», главы 3 «Десять примеров революционного повышения производительности транспорта», а также первый параграф главы 12 "Зеленая" экономика» и глава 14 «Нематериальное богатство» (эти фрагменты соответствуют стр. XVIII-XXIV, 3-8, 68-73, 112, 121-125, 269-274, 292-299 в издании Earfhscan). Более подробные оценки основных теоретических положений, содержащихся в книге «Фактор "четыре "», были даны нами в рецензии (см.: Антипина О,, Иноземцев В. Четвертое измерение // Вопросы философии. 1997. № 11. С. 186— 190).
ФАКТОР «ЧЕТЫРЕ» В ДВА РАЗА БОЛЬШЕ БОГАТСТВА ИЗ ПОЛОВИНЫ РЕСУРСОВ*
Предлагаемый нами принцип «в четыре раза» («фактор "четыре"») означает, что производительность ресурсов может и должна увеличиться в четырехкратном объеме. Другими словами, в четыре раза должно увеличиться богатство, получаемое за счет разработки природных ресурсов. Благодаря этому мы сможем жить в два раза лучше и тратить в два раза меньше.
Эта идея нова и одновременно элементарна. Нова потому, что подразумевает ни больше, ни меньше как новое направление прогресса. В прошлом таковой сводился к увеличению производительности труда. Мы же, со своей стороны, считаем, что не менее важное значение имеет производительность ресурсов, которая должна стать предметом самого первоочередного внимания. Эта идея одновременно и элементарна. В нашей книге речь идет о том, какие именно технологии позволяют увеличить производительность ресурсов не менее чем в четыре раза. На Всемирном саммите в Рио-де-Жанейро было еще раз подчеркнуто, что развитие должно отвечать такому условию, как устойчивость (sustainability). Именно на этот критерий опирается прогресс, в основе которого лежит «фактор "четыре"».
Эта идея будоражит воображение, ибо подразумевает, что кардинального повышения эффективности в какой-то степени можно добиться уже сейчас, причем не только не затрачивая дополнительных средств, а напротив, получая определенные выгоды в це- лом ряде областей. Страны, которые пойдут по пути «революции эффективности» (efficiency revolution), с точки зрения международной конкурентоспособности не потеряют ничего, но приобретут многое.
Это относится не только к промышленно развитым странам Севера, но в еще большей степени к Китаю, Индии, Мексике или Египту, то есть странам, располагающим богатыми и дешевыми трудовыми ресурсами и при этом испытывающим энергетический голод. Почему они должны следовать примеру Соединенных Штатов и Европы, впустую растрачивая свои энергетические и материальные ресурсы? Их путь к преуспеянию будет менее тернистым и более безопасным, если в основе их технического прогресса будет лежать революция эффективности.
Последняя неизбежно должна обрести характер глобальной тенденции. А как свидетельствует история, в наибольшем выигрыше бывает тот, кому удается предугадать направление новых тенденций и раньше других воспользоваться новыми возможностями.
В наиболее выгодном положении окажутся страны, которые пойдут по этому пути уже сегодня. Те же, кто проявит колебания и нерешительность, рискуют понести огромные потери: капитальные резервы, которыми они располагают, в условиях повсеместного повышения эффективности ресурсов быстро упадут в цене.
Почему мы так считаем? Прежде всего потому, что наше общество, мы убеждены, страдает от серьезной, но вполне излечимой болезни, похожей на недуг, который наши деды назвали «потребительством» и который заставляет свои жертвы идти по пути бессмысленных трат. Сегодняшний экономический туберкулез не пожирает ни наши тела, ни наши ресурсы, однако его воздействие на людей, целые народы и всю планету, подобно заразной болезни, имеет столь же убийственный характер и обходится столь же дорого.
Утверждают, что индустриализация стала возможной благодаря повышению эффективности и производительности. Действительно, производительность труда с начала промышленной революции возросла во много раз. Мы расширили наши индустриальные возможности, заменив труд человека использованием ресурсов. Однако сегодня эта замена зашла слишком далеко, приведя к чрезмерной эксплуатации энергетического и материального потенциала воды, почв, атмосферы. Преимущества в «производи - тельности», получаемые подобным образом, ложатся слишком тяжелым бременем на живые системы, которые обеспечивают нас всем необходимым и одновременно должны поглощать отходы нашей цивилизации.
Сегодня принято громогласно заявлять, что любое решение экологических проблем окажется непомерно дорогим. Это не так. Выход заключается в революционном повышении эффективности использования ресурсов, которому посвящена эта книга. Выправление дисбаланса в использовании рабочей силы и материалов, повышение ресурсоэффективности и отказ от непроизводительных трат — все это открывает на практике широчайшие экономические возможности. Излечение может пройти безболезненно, оказывая благотворное воздействие как на природные системы, так и на социальную ткань мировой цивилизации.
Когда с людьми заговаривают об отходах, им на ум в первую очередь приходят мусорные баки во дворах, отработанные газы, вырывающиеся из глушителей автомобилей, горы строительного мусора у заводских стен и на стройплощадках. Если поставить вопрос о том, какой объем материала ежегодно используется непроизводительным образом, большинство людей согласятся, что определенная доля действительно тратится впустую, однако будут подразумевать, что речь идет о незначительном проценте. На деле же мы более чем в десять раз эффективнее транжирим наши ресурсы, нежели ими пользуемся. Одно из исследований, проведенных Национальной инженерной академией США, продемонстрировало, что около 93% всех материалов, которые мы покупаем и «потребляем», так и не превращаются в товар, подлежащий сбыту. Помимо этого, 80% всей продукции выбрасывается после одноразового использования, а значительная доля оставшейся служит меньшее время, чем следовало бы. Существуют подсчеты, согласно которым в Соединенных Штатах 99% сырья, используемого при производстве материальных благ или же содержащегося в них, оказываются на свалке не позднее чем через шесть недель после продажи соответствующих товаров.
Расходуется впустую и основной объем производимой энергии, воды, транспортных услуг, причем нередко еще до того, как нам удается ими воспользоваться; мы платим за них, однако пользы от них не получаем. Тепло, утекающее через чердаки домов с плохой изоляцией; энергия, вырабатываемая на атомных или угольных элек- тростанциях, лишь три процента которой превращаются в свет, даваемый лампой накаливания (70% изначальной топливной энергии теряются прежде, чем достигнут этой лампы, а та, в свою очередь, имеет КПД не больше 10%); 80—85% энергии бензина, которые теряются в двигателе автомобиля и в трансмиссии, прежде чем успевают достичь колес; вода, пропадающая в виде испарений или утечек, вместо того чтобы поить корни растений; бессмысленные переброски товаров на огромные расстояния ради получения результатов, которых вполне можно было бы добиться на местах, — примеры таких бессмысленных потерь можно продолжать бесконечно.
Эти траты стоят огромных денег без всяких на то оснований. Средний американец, например, платит в год почти 2 тыс. долл. за энергию, либо непосредственно приобретаемую для своего жилья, либо косвенно учтенную в цене товаров и услуг. Добавьте к этому напрасно расходуемые металлы, воду, древесину, ткани, разрушающиеся почвы, не говоря уже о затратах, связанных с транспортировкой всех этих материалов, и получится, что средний житель США ежегодно тратит впустую тысячи долларов. Эти траты, помноженные на 250 миллионов, составляют по меньшей мере триллион долларов, из года в год вылетающий в трубу. В общемировом масштабе эта сумма достигает не менее 10 трлн. долл. Они выкачиваются из кошельков населения (в особенности из бюджета семей с низким уровнем дохода), [а в результате] подрывается основа наших ресурсов, отравляются вода, атмосфера, почвы и сами люди, падает занятость и сдерживается экономическая активность.
Однако болезнь, связанная с бессмысленным расходованием средств, вполне излечима. Лекарство готовится в лабораториях, на рабочих скамьях, на производственных линиях, где трудятся квалифицированные ученые и инженеры, в рамках разработки политики и программ градостроения, благодаря творческому гению технологов, химиков и фермеров, наконец, разумному подходу каждого человека. В основе лечения находятся точная наука, хорошая экономика и здравый смысл, а заключается оно в эффективном использовании ресурсов, в стремлении добиваться большего, а тратить меньше. Речь идет не о регрессе, не о возвращении к старым методам, а о начале новой революции, благодаря которой нам удастся добиться резкого повышения производительности ресурсов.
В последние годы соответствующие возможности резко возрос- ли, открывая ранее неизведанные перспективы для бизнеса и общества. Настоящая книга служит призывом к действиям, направленным на использование этих возможностей, обеспечивающих резкое повышение ресурсоэффективности. Мы даем описание практичных, зачастую весьма выгодных путей применения ресурсов, причем по крайней мере в четыре раза более эффективным образом, чем сегодня. Или же, говоря другими словами, это означает, что мы способны добиваться всего того, что имеем сейчас, затрачивая лишь четвертую часть энергии и материалов, которые мы потребляем сегодня. Это позволило бы, например, поднять в два раза уровень жизни по всему миру, уменьшив вдвое объем расходуемых ресурсов. Такой подход быстро открывает новые возможности для дальнейших улучшений, причем на весьма рентабельной основе.
Добиваться большего при меньших затратах отнюдь не означает добиваться меньшего, худшего или же достигать чего-то с пустыми руками. Эффективность совсем не тождественна ограничениям, дискомфорту, лишениям. Целый ряд президентов Соединенных Штатов заявляли о том, что «сбережение энергии означает больше жары летом и больше холода зимой», однако при этом они отнюдь не имели в виду эффективность расходования энергии, которая должна обеспечить нам более комфортабельную жизнь благодаря улучшению зданий, становящихся более удобными и требующими меньше энергии и денег. Чтобы избежать этой привычной путаницы, мы воздерживаемся от использования весьма неопределенного термина «сохранение ресурсов» и предпочитаем вместо него оперировать такими понятиями, как «Ресурсоэффективность» (resource efficiency) и «производительность ресурсов» (resource productivity).
Мы привели ряд общих оснований морального и материального характера для перехода к обеспечению эффективности. Теперь мы считаем целесообразным пойти более конкретным путем, назвав несколько настоятельных причин, которые заставляют нас поступать именно таким образом.
1) Повышение качества жизни. Ресурсоэффективность позволяет жить лучше. Более эффективные осветительные системы дают больше освещения, более эффективно работающие холодильники позволяют лучше хранить продукты питания, эффективно работающие фабрики производят товары более высокого качества. Мы получаем возможность совершать более безопасные и более комфортабельные поездки в эффективно работающих автомобилях, удобнее себя чувствуем в новых зданиях, лучше питаемся благодаря тому, что урожай выращивается на основе эффективных методов.
2) Уменьшение уровня загрязнения окружающей среды и [преодоление проблемы] истощения ресурсов. В природе ничто бесследно не исчезает. Расходование ресурсов загрязняет атмосферу, воду и почвы. Растущая эффективность ограничивает их использование и тем самым снижает загрязнение окружающей среды, что само по себе оказывается важным ресурсом. Ресурсоэффективность может способствовать решению таких серьезнейших проблем, как кислотные дожди и изменение климата, обезлесение, ухудшение плодородности земель, перегрузка городских улиц. Эффективное использование энергии наряду с производительным, устойчивым ведением сельского хозяйства, включая лесоводство, могут создать условия, при которых до 90% сегодняшних экологических проблем просто исчезнут, причем это не только не повлечет за собой новых расходов, но и даст в благоприятных обстоятельствах определенную прибыль. Повышение эффективности позволит также высвободить время для вдумчивого, ответственного и последовательного осмысления глобальных проблем.
3) Экономия финансовых средств. Ресурсоэффективность оказывается выгодным делом: сначала снижаются затраты на ресурсы, которые превращаются в загрязняющие окружающую среду вещества, а затем пропадает необходимость платить за борьбу с этим загрязнением.
4) Контроль над рынком и активизация бизнеса. Поскольку ре-сурсоэффективные технологии способны приносить прибыль, их применение в значительной степени возможно через рыночные механизмы, движущей силой которых являются индивидуальный выбор и конкуренция, а не правительственные постановления, предписывающие всем и каждому, как им жить дальше. Рыночные механизмы теоретически способны обеспечить эффективное использование ресурсов, однако нам по-прежнему предстоит решать серьезную задачу устранения ряда барьеров и перестройки структур, основанных на порочных стимулах, не дающих рыночным механизмам работать в правильном направлении.
5) Многократное использование ограниченных средств. Финансовые средства, высвобождаемые благодаря отказу от расточительного использования ресурсов, могут быть направлены на решение Других проблем. В частности, развивающиеся страны, вкладывая меньшие средства в малоэффективную инфраструктуру, получают возможность для более экономного использования своих ограниченных финансов. Если страна покупает оборудование для производства оригинальных осветительных приборов или, к примеру, сберегающих тепло окон, она имеет возможность обеспечить необходимое количество энергии с использованием менее чем 10% от тех капиталовложений, которые потребовались бы для строительства дополнительных электростанций. Одновременно, возвращая инвестиции по крайней мере в три раза быстрее и вновь размещая их в другие сферы, можно обеспечить увеличение отдачи от вложенного капитала более чем в тридцать раз (некоторые расчеты свидетельствуют, что этот показатель может возрасти еще больше). Для многих развивающихся стран это может оказаться единственным средством обеспечения благосостояния за разумный период времени.
6) Повышение безопасности. Конкуренция за обладание ресурсами порождает и поддерживает международные конфликты. Эффективность позволяет за счет одного и того же объема средств добиться удовлетворения большего числа потребностей и снижает нездоровую зависимость от ресурсов, которая служит почвой для политической нестабильности. Она способна уменьшить международное соперничество, связанное с нефтью, кобальтом, древесиной, водой, с чем угодно (зависимость от ресурсов является для некоторых стран источником [огромных] расходов: от одной шестой до одной четверти военного бюджета США уходит на те силы, главной задачей которых является получение или поддержание доступа к природным ресурсам, находящимся на территории иностранных государств). Эффективное использование энергоносителей способно даже косвенным образом препятствовать распространению ядерного оружия, обеспечивая менее дорогостоящую и по своей сути невоенную альтернативу ядерным электростанциям, а также связанным с ними материалам, навыками и технологиям двойного назначения.
7 ) Обеспечение равенства и занятости. Расточительное расходование ресурсов является обратной стороной несовершенной экономики, ведущей к все большему расслоению общества на тех, кто имеет работу, и тех, кто ее лишен. И в том, и в другом случае происходит нерациональное расходование людской энергии и талантов. Однако основной причиной такого неправильного исполь-
зования людских ресурсов является ложное направление технического прогресса. Все меньше и меньше людей используются у нас «производительным» образом, вместо этого мы тратим все больше ресурсов, что в конечном счете ведет к маргинализации одной трети самодеятельного населения мира. Необходим рациональный экономический стимул, который даст возможность задействовать больше людей и меньше ресурсов, что позволит одновременно решить две важнейшие проблемы. Фирмы должны избавляться от непроизводительных киловатт-часов, тонн и литров, а не от своих работников. Такого положения удастся добиться гораздо быстрее, если меньшими налогами мы будем облагать рабочую силу, а более высокими налогами — использование ресурсов.
Мы привыкли говорить об «экономии энергии». У этой фразы есть моралистический подтекст. Отец призывает детей выключать свет, выходя из комнаты, и не оставлять работающими электроприборы. В конце концов, расточительность не только стоит денег, но и является пороком. Когда проблема охраны природы встала достаточно остро, реакция со стороны правительств, энергетического сектора и некоторых руководителей экологического движения оказалась довольно примитивной: вы (со своими инфантильными требованиями) можете рассчитывать на такой уровень охраны окружающей среды, который соответствует вашей готовности к резкому сокращению своих потребностей. Такой упрощенный подход к экономии энергии на основе добровольного ограничения ее использования дал многим политикам возможность уклониться от эффективного творческого решения энергетической проблемы.
В последние годы появилось выражение «рациональное использование энергии». Употребление этого термина повышает авторитет того, кто им оперирует, подразумевая его компетентность в вопросах энергетики. Поэтому не будем спешить отказываться от него, хотя и выражать ему полную поддержку тоже не стоит. Он кажется чересчур бюрократическим, сложным и пассивным. В нем не заложено никакой позитивной ценности и никакого объяснения, которое касалось бы взаимосвязи между использованием энергии и техническим прогрессом. <...> Поэтому мы предпочитаем говорить об «энергетической производительности» (energy productivity).
В зависимости от обстоятельств термин «производительность» может иметь как положительный, так и отрицательный смысл. Это является результатом той медвежьей услуги, которую нам оказали экономисты, ограничившие использование этого понятия сферой производительности труда. Некогда последняя прежде всего означала рост благосостояния, сегодня же она неизбежно ассоциируется с угрозой безработицы. Что же касается энергетической производительности, то ее готов с энтузиазмом приветствовать каждый, так как от нее в убытке практически никто не останется. <...> Обратимся к примерам, иллюстрирующим непосредственные возможности повышения энергетической производительности. <...>
За период с 1973 по 1986 год новые американские автомобили стали потреблять в среднем в два раза меньше бензина: 8,7 л на 100 км пробега вместо 17,8 л. Примерно 4% от этой экономии удалось добиться, уменьшив размеры самого автомобиля, а 96% — снизив вес и введя ряд усовершенствований, причем 36% экономии дал отказ от явно излишнего веса. Однако за последующий период дальнейшее сокращение расхода бензина составило всего лишь около 10%, и в середине 1991 года автоконструкторы утверждали, что к концу столетия этот показатель, не жертвуя стоимостью автомобиля и его техническими качествами, удастся уменьшить не более чем на 5—10%.
Такое утверждение кажется странным по двум причинам. Во-первых, многие усовершенствования, примененные на некоторых популярных автомобилях, на многих других марках еще не используются. Специалисты подсчитали, что при условии полного применения 17 усовершенствований, уже получивших достаточно широкое распространение, удалось бы добиться экономии еще трети топлива, по сравнению со средним новым автомобилем 1987 года, ничуть при этом не жертвуя его размерами и ходовыми качествами, включая набор скорости. В этом списке приводились такие широко известные технические решения, как передний привод, четыре клапана на цилиндр, верхнее положение распредвала и пятискоростная коробка передач. В этот перечень не вошли даже такие обязательные вещи, как отжимные пружины на тормозах (как на мотоциклах), не позволяющие колодкам прижиматься к диску и тормозить машину в ту минуту, когда водитель ее разгоняет. По самым скромным подсчетам, такая экономия, позволяющая добиться показателя расхода топлива 5,36 л на 100 км, обошлась бы всего-навсего в 14 центов на каждый сэкономленный литр, что составляет менее половины от цены беспрецедентно дешевого американского бензина, стоящего меньше, чем разлитая в бутылки питьевая вода.
Изготовители автомобилей пытались оспорить эти выводы, однако правомерность сделанных заключений невольно подчеркнула фирма «Хонда», выпустившая в 1992 году двухдверную модель VX, оказавшуюся даже более экономичной (56% экономии, или 4,62 л на 100 км) и более дешевой (экономия бензина обходится в 18 центов на литр). Эта модель оказалась на 16% более эффективной, чем показатели, содержащиеся в обнародованном несколько месяцев спустя прогнозе Национального научно-исследовательского совета США, посвященном вопросу о том, какими техническими характеристиками сможет обладать малогабаритный автомобиль 2006 года.
Итак, прогноз, касавшийся машины будущего, отстал от реальной жизни. Однако бывают и такие случаи, что новое оказывается не чем иным, как хорошо забытым старым. Если что-то существует, значит, это возможно. Практически незамеченным остался тот факт, что в середине 1980-х годов уже было разработано около десятка автомобилей, где использовалось сочетание весьма удачных, но вполне традиционных компонентов, позволившее продемонстрировать двукратную и даже трехкратную экономию топлива. Эти автомобили, предназначенные для четырех или пяти пассажиров, расходовали от 1,7 до 3,5 л на 100 км, не уступая другим моделям по таким показателям, как безопасность, выброс отработанных газов и ходовые качества, а порой даже превосходя их. Сообщается, что сегодня по крайней мере две фирмы, «Вольво» и «Пежо», готовы к выпуску аналогичных машин на массовой основе. Однако американские компании не обратили серьезного внимания на эти обстоятельства, поскольку те автомобили, о которых шла речь, в основном разрабатывались в Европе и Японии и поэтому считались не до конца отвечающими принятым в США стандартам.
Отталкиваясь от уже достигнутого, к середине 1991 года в Институте Скалистых гор [Rocky Mountains Institute, штат Колорадо] разработали концепцию гораздо более радикального характера. Почему бы не сконструировать автомобиль, начиная буквально с нуля? Почему не подвергнуть переосмыслению всю его концепцию, кардинально ее упростив? Эйнштейн говорил, что «все следует делать как можно проще, хотя и не упрощая за пределы возможного». Автомобили же с момента своего создания все более и более усложнялись, одно хитроумное приспособление добавлялось к другому в стремлении избежать тех проблем, отсутствие которых в идеале должно быть заложено в самой конструкции автомобиля.
Изучение физических основ автомобиля привело к поразительному заключению: талантливейшие инженеры в Детройте, Вольф-сбурге, Каули и Осаке превратились в настолько узких специалистов <...>, что вряд ли кто-нибудь из них способен сегодня сконструировать машину целиком. Оказался утерянным такой важнейший момент, как интеграция различных элементов конструкции. Слишком много внимания уделяется мелким деталям, слишком мало — всему автомобилю как единой системе. Индустрия упустила из виду решение такой инженерной задачи, как разработка целостной системы с дотошным вниманием к мелочам — инженерной задачи, которая требует крайней простоты и поэтому безумно сложна.
По сути дела, промышленность всегда ставила разработку автомобиля с ног на голову. Десятилетия напряженной работы привели к тому, что 80—85% энергии топлива теряются, прежде чем достичь колес автомобиля, а на то, чтобы перемещать в пространстве непосредственно его водителя, уходит всего лишь около одного процента бензина! Почему? Да потому, что автомобиль делается из тяжелой стали, и для того, чтобы разогнать такую конструкцию, нужен мощный двигатель, который вынужден в течение значительного времени работать вхолостую, в результате чего его эффективность падает вдвое. В ответ автомобильная промышленность стала работать еще более напряженно, усложняя конструкцию все больше и больше ради того, чтобы лишь незначительно повысить эффективность двигателя и трансмиссии. Прогресс был и остается заметным, однако экономия невелика, а усилия приходится прилагать непомерные.
Но давайте посмотрим на автомобиль под другим углом зрения. Что же происходит с 15—20% энергии, которая в конце концов все-таки достигает колес? Примерно треть ее при городском цикле езды уходит на нагрев воздуха, который автомобиль раздвигает при движении (этот показатель возрастает до 60—70% на автомагистралях), треть — на нагрев шин и дорожного покрытия и треть — на нагрев тормозов. Каждая единица энергии, сэкономленная на этих трех участках, сэкономила бы, в свою очередь, от 5 до 7 единиц энергии топлива, подающегося в двигатель! Поэтому конструкторы, вместо того, чтобы тратить свои усилия на уменьшение потерь энергии в двигателе и трансмиссии еще на одну десятую, должны рассматривать присущее автомобилю несовершенство как резерв для резкого увеличения экономии энергии в результате кардинального повышения его эффективности.
Пути такового очевидны. Используя сверхпрочные материалы, в основном современные композиты, удалось построить автомобиль весом всего в 473 кг, способный вместить четыре-пять пассажиров. Его аэродинамические качества были улучшены в 2—6 раз. Срок службы усовершенствованных шин, к тому же испытывающих меньшую нагрузку в результате снижения веса автомобиля, увеличился в 3—5 раз. Такой автомобиль задуман не как танк, а скорее как аэроплан.
Концепция «ультралегкого» автомобиля уже получила свое практическое подтверждение. В конце 1991 года фирма «Дженерал моторс» продемонстрировала модель четырехместной машины, изготовленной из углеродистого волокна и обладающей удвоенной эффективностью, прекрасно отвечающей требованиям безопасности, экологической чистоты и комфорта, характеризующегося высокими эстетическими данными и великолепными ходовыми качествами: время разгона этого автомобиля до 100 км/ч составляло 8 секунд, что сопоставимо с ходовыми качествами двенадцатицилиндрового БМВ, тогда как мощность двигателя у него была меньше, чем у «Хонды Сивик» (111 лошадиных сил). Пятьдесят специалистов фирмы «Дженерал моторс» изготовили два экземпляра подобной машины всего лишь за 100 дней.
Этот и другие эксперименты показали, каким образом, пойдя по пути уменьшения веса и повышения аэродинамических качеств, можно создать прекрасный автомобиль, который по своей эффективности в 2—2,5 раза превосходит обычный.
Следует дать определение и понятию эффективности использования материалов. Смелую попытку предпринял в 1994 году Шмидт-Блик, введя такую категорию, как материалоемкость услуги (material intensity per service), или MIPS. Для всех видов товаров и услуг он и его сотрудники осуществляют оценку или расчет материальных затрат в тоннах по принципу «от колыбели до могилы». Затраты материа- лов можно подсчитать в отношении таких товаров, как золотое кольцо у вас на пальце, ежедневная газета, апельсиновый сок, автомобиль. Поскольку товары, как правило, представляют собой наличие услуг, именно услуги в конечном счете интересуют потребителя товаров. Речь идет о километре пути, который вы проехали в своем автомобиле, о том, насколько удобно сидеть в том или ином кресле, или же о такой «услуге», как демонстрация вашего матримониального статуса при помощи золотого кольца на пальце, которое в конечном счете можно использовать в качестве общего знаменателя при расчете MIPS. (При этих расчетах наиболее трудным оказывается дать практическое определение такому понятию, как услуга.) Чем дольше служит товар, тем ниже MIPS и, следовательно, тем лучше показатель материалоемкости в отношении соответствующей услуги.
Шмидт-Блик и его сотрудники пользуются концепцией MIPS настолько широко, что даже применяют этот показатель в качестве общего критерия экологических последствий оказания тех или иных услуг. Не будем забывать при этом, что существуют другие, более точные критерии: например, токсичность, [объем] выброса газов, ведущих к парниковому эффекту, и т.д. Однако так или иначе все они связаны с интенсивностью использования материалов, и чрезвычайно важно располагать каким-то простым способом оперативной оценки экологических последствий.
Для получения килограмма металла подчас требуется переработать тонны руды. Шмидт-Блик использует такое понятие, как «экологическая нагрузка» (ecological rucksack). В том, что касается золота и платины, соотношение между конечным продуктом и рудой составляет 1:350 000. Представьте, какова «экологическая нагрузка» золотого кольца, которое вы носите у себя на пальце: 3 тонны для колечка весом всего лишь 10 граммов.
Понятие «экологическая нагрузка» Шмидт-Блик использует не только в отношении металлов: оно относится и к энергии. 3 млрд. тонн угля, сжигаемые нами ежегодно, несут экологическую нагрузку в виде шлака и воды, которые весят не менее 15 млрд. тонн, не говоря уже о 10 млрд. тонн углекислого газа, образующегося в процессе сжигания угля. Что касается бурого угля, то соотношение оказывается еще хуже: экологическая нагрузка в десять раз превышает добытый уголь.
Экологическую нагрузку несет любой товар, любая услуга. Каталитическое устройство в автомобиле, которое некогда превозносили как спасителя немецких лесов, весит менее 9 кг, однако несет экологическую нагрузку по крайней мере в 2,5 тонны, в основном в результате использования в нем платины. <...> Далеко не безобиден даже апельсиновый сок. В зависимости от страны происхождения, один литр его требует перемещения свыше 100 кг почвы и воды. Экологическая нагрузка толстой газеты, которая весит до 500 г, может составлять порядка 10 кг. Изготовление одного автомобиля, как правило, означает 15 тонн твердых отходов, не говоря уже об использованной и загрязненной при этом воде.
Однако принцип «в четыре раза», применяемый в отношении производительности использования материалов, именно во столько раз мог бы сократить экологическую нагрузку. Беда заключается в том, что даже его может оказаться недостаточно для обеспечения устойчивости окружающей среды. Шмидт-Блик считает, что речь должна идти о сокращении экологической нагрузки по крайней мере в десять раз.
Любая перевозка людей и товаров требует затрат в виде энергии и материалов, однако экологическая нагрузка, оказываемая транспортом, этим не ограничивается. Надо рассматривать и такие факторы, как разрушение среды обитания (в результате строительства дорог), шум, массовый туризм и все более широкий доступ к природным ресурсам. Очевидно, что конфликт между транспортом и окружающей средой носит столь острый характер, что любое повышение эффективности транспортных услуг имело бы особо важное значение, даже если бы речь шла только о сохранении природных ресурсов. Характеристика путей и средств, позволяющих повысить производительность транспорта в четыре раза, даст читателю представление о том, как будет выглядеть новая цивилизация, которую нам так или иначе придется построить по причинам, выходящим за рамки простого повышения эффективности человеческой деятельности.
Рассказы о том, что будет вскоре твориться на европейских дорогах, напоминают сценарии фильмов ужасов. Общеевропейский рынок, который к 1995 году разросся до 15 государств-членов, дол- жен привести, как прогнозируют, к тому, что за период с 1990 по 2010 год объем международного грузового транспорта возрастет в два раза. Свою лепту в эти опасения внесло и исчезновение «железного занавеса», что означает резкое расширение торговли между Востоком и Западом. Для водителей грузовиков поездки с Востока на Запад и обратно стали сущим кошмаром. Им постоянно приходится тратить часы, если не дни, на таможнях между Польшей и Германией. Строительство же дорог является делом дорогостоящим и небыстрым, не говоря уже о том, что вызывает вполне понятное сопротивление, в особенности на перенаселенном Западе.
Способна ли железная дорога решить эти проблемы? Расчет и прокладка новой линии занимают 15 лет и стоят уйму денег, не говоря уже о последствиях для окружающей среды, а ее пропускная способность составляет, как правило, всего лишь 50% от аналогичного показателя четырехполосной автомагистрали.
Но разве нельзя резко увеличить пропускную способность железных дорог? Можно, утверждает профессор Рольф Краке из Ган-новерского университета. В 1990 году им была разработана концепция «умной железной дороги», и в настоящее время он развивает эту идею в новом крупном исследовании, готовящемся для приватизированной немецкой железнодорожной компании «Bahn AG».
Основным компонентом предложения Краке является безопасное увеличение как частоты движения поездов по железной дороге, так и грузоподъемности каждого состава. Сегодня расстояние между движущимися поездами составляет примерно три километра, в зависимости от их скорости. Это объясняется тем, что, исходя из самого худшего варианта, в зависимости от скорости и от работы сигнальной системы, поезду после получения первого сигнала, требующего остановиться, требуется для полной остановки от трех до пяти километров. Краке и его сотрудники разрабатывают новую электронную систему контроля, позволяющую уменьшить безопасную дистанцию.
Пропускная способность железной дороги зависит не только от перегонов. Необходима и модернизация станций, однако без увеличения их размеров. Дело в том, что грузовые железнодорожные станции, построенные по технологии XIX века, слишком велики. Они безнадежно отстали с точки зрения как рационального использования земельных площадей, так и технического прогресса. Современный процесс перегрузки товаров может осуществляться за счет горизонтального движения через платформу контейнеров, а не вагонов целиком. С одного поезда на другой или же в крупный склад можно одновременно перебросить двадцать контейнеров и более. Благодаря использованию столь простой современной методики целый поезд можно перезагрузить за какие-нибудь 15 минут.
В том, что касается использования ресурсов из расчета «пасса-жиро-километров» или «тонно-километров», железнодорожное сообщение, как правило, оказывается предпочтительнее автомобиль-ного или воздушного. Помимо этого пассажиры имеют возможность с удобством поработать в дороге, поспать, сходить в ресторан, чего они не могут сделать в случае поездки на машине. Что же касается неудобств, то это, конечно, отсутствие свободы передвижения по прибытии на место. Нижний предел расстояния, на котором поезда конкурируют с частными автомобилями, составляет порядка 50— 100 км. Высший предел конкурентоспособности, на котором поездам приходится соперничать с самолетами, составляет порядка 400 км. Это расстояние может увеличиваться, когда речь идет о скоростных поездах. Так, французский TGV (train a grande vitesse, или высокоскоростной поезд), японский «Синкансен» и немец-кий ICE (Inter-City Express, или межгородской экспресс) стали популярной формой транспорта для деловых и частных поездок на расстояние примерно до 800 км. Германия планирует построй-ку «Трансрапида», поезда на магнитной подвеске, который должен «лететь» со скоростью 500 км/час.
Беда заключается в том, что «Трансрапид» обойдется в кругленькую сумму, а при движении на большой скорости будет создавать сильнейший шум. Многие отнюдь не убеждены, что в экологическом плане он окажется чем-то лучше автомобильного или воздушного транспорта. Не выше оцениваются и такие поезда, как TGV или ICE, поскольку они требуют железнодорожной колеи, которая рассекает ландшафт и опять-таки обходится очень дорого.
К счастью, в отношении быстрых поездов найдено более эффективное решение. Оно носит название «Пендолино» и было разработано итальянскими инженерами. Речь идет о том, что при изгибе железнодорожной колеи поезд наклоняется, что позволяет ему достичь средней скорости примерно в 150 км/час, даже на самых изогнутых железнодорожных колеях, которые есть сегодня только в европейских странах. Поэтому создание такого поезда потребует гораздо меньших средств, чем TGV или ICE, не говоря уже о «Трансрапиде», а конкурентоспособное расстояние для него почти удвоится. Положительным является и то, что ряд европейских железнодорожных компаний, включая приватизированную немецкую фирму «Bahn AG», вкладывает серьезные средства в технологию «Пен-долино», которая, как представляется, вполне сможет обеспечить соблюдение принципа «в четыре раза» по сравнению с пассажирским автомобильным или воздушным транспортом.
Если же речь идет о разработке совершенно новой системы, то с точки зрения использования ресурсов она должна быть гораздо более эффективной, чем все существующие ныне. Национальная инженерная лаборатория в Айдахо разработала действующий прототип транспортной системы, использующей в десять раз меньше топлива на одного пассажира, чем автомобиль или самолет. Ее строительство из расчета на один километр стоит в пять или, может быть, даже в десять раз меньше, чем строительство железной или автомобильной дороги, а для пассажира поездка обойдется значительно дешевле, чем на автобусе, поезде, автомобиле или самолете. Это интересное изобретение называется киберпоездом.
Киберпоезд представляет собой управляемый компьютером (то есть не имеющий машиниста) небольшой сверхлегкий вагон, который движется по рельсам. Каждый вагон, включая 14 его пассажиров, весит менее 5 тонн (одна десятая от веса обычного железнодорожного вагона). При более плотной рассадке в вагоне могут поместиться до 32 пассажиров. В движение киберпоезд приводят два электрических мотора мощностью по 75 киловатт каждый, позволяющие развивать ему скорость до 150 миль в час при движении по рельсам, поднятым над уровнем земли. Колеса поезда опираются на две простые стальные трубы, приваренные к горизонтальной плите; сила сцепления с небольшой контактной лентой достаточно велика для того, чтобы киберпоезд мог подниматься круто вверх. Колея его настолько узка, что ее можно прокладывать над уже существующими дорогами. Если же эта колея будет строиться заново, то для ее создания прокладывать под ней дорогу не требуется.
Но самое интересное в том, что киберпоезд представляет собой транспортную систему, действующую по заказу. Это означает, что он начинает движение только в том случае, если этого требует пассажир (подобно автомобилям и лифтам), причем отправляется в конечную точку следования максимально прямым путем. В отличие от киберпоезда, все традиционные массовые транзитные системы действуют только по расписанию либо на периодической основе. В зависимости от того, много у киберпоезда пассажиров или мало, в путь отправляется лишь столько вагонов, сколько требуется. В периоды малой нагрузки пустые вагоны распределяются по всей системе, готовые к немедленному обслуживанию потенциальных пассажиров (например, на каждом километре). По сравнению с транзитными системами, действующими на периодической основе или на основе расписания (как, например, автобусы и самолеты, которые отправляются в путь даже в периоды низкой загрузки), киберпоезд позволяет добиться десятикратной экономии энергии, не ущемляя интересов пассажиров. Эта система даже более экономична, чем система заказных автобусов, поскольку для управления киберпоездом человек не нужен.
Небольшой размер и вес каждого вагона позволяют добиться значительного снижения капитальных расходов и потребления энергии из расчета на одного пассажира. При создании новой железнодорожной системы от 70 до 80% расходов идет на прокладку дороги, укладку рельсов, строительство мостов и установку линии электропередачи. Эти затраты на создание инфраструктуры столь велики потому, что она должна обеспечивать движение вагонов поезда, каждый из которых весит до 50 тонн. Уменьшение веса вагона на 90% позволяет более чем в десять раз сократить расходы на создание инфраструктуры для системы киберпоездов. Например, стоимость обеспечения движения киберпоездов прогнозируется из расчета 2 млн. долл. на одну милю, что примерно на 87% меньше стоимости новой трассы для высокоскоростных поездов и в пять раз меньше стоимости строительства новой автомагистрали. <...>
Малый вес киберпоезда обеспечивает значительную экономию энергии по сравнению с другими видами транспорта. Для него требуется лишь 10% того объема топлива, который потребляет автомобиль с одним пассажиром из расчета «пассажир на милю», и 7% объема топлива, которое потребляет «Боинг 737», заполненный на три пятых (средняя загрузка самолетов на авиалиниях США). Киберпоезд потребляет значительно меньше топлива, чем существующие высокоскоростные поезда, такие, как французский TGV. И действительно, TGV расходует больше энергии из расчета на одного пассажира, чем киберпоезд, если только в нем не заняты все 500 его пассажирских мест.
Экономия топлива и малые расходы, характеризующие кибер-поезд, отнюдь не ведут к снижению уровня обслуживания пассажиров. На расстояниях от 100 до 300 миль он является столь же быстрым средством передвижения, как и самолет, если учитывать время, необходимое для того, чтобы добраться до аэропорта, зарегистрироваться и т.д. Что же касается автомобилей, то киберпоезд обеспечивает перевозку на то же самое расстояние в 3—5 раз быстрее, причем в отличие от этих видов транспорта вполне может работать в плохую погоду.
Разработчики киберпоезда считают, что это транспортное средство в наибольшей степени отвечает потребностям межгородских перевозок на расстояние от 100 до 500 миль. Как отмечалось выше, в этом случае киберпоезд особенно удобен потому, что он оказывается столь же быстрым, как самолет, и более быстрым, чем автомобиль, одновременно будучи менее дорогостоящим и гораздо более экологически чистым, чем оба эти вида транспорта. Однако специалисты из лаборатории в Айдахо также считают, что киберпоезд окажется более экономичным и эффективным средством по сравнению с большинством городских рельсовых систем. Исключение будут представлять только крупные, постоянно используемые системы городского метро и высокоскоростные системы, действующие с высокой нагрузкой. Примером, относящимся к первой категории, может служить значительная часть сети лондонского метро, ко второй категории — французский TGV.
Кто же первый воспользуется преимуществами изобретения, позволяющего добиться столь большой эффективности и экономии? Это мы узнаем впоследствии. Город Бойзе в штате Айдахо рассматривает вопрос создания экспериментальной сети, интерес к ней проявил и ряд других муниципалитетов.
Эффективность вполне можно определить как стратегию, не вызывающую сожалений. Если бы во многих странах и деловыми кругами по всему миру ей уделялось первоочередное внимание, это позволило бы сэкономить массу времени. Но сама по себе эффективность не ведет к решению проблемы. Если рост и дальше ничем не будет сдерживаться, если наиболее выгодные возможности для увеличения производительности ресурсов в конечном счете окажутся исчерпанными, экологические и социальные катаклизмы, которыми нас пугают сегодня, не заставят себя ждать. Рано или поздно нам придется установить какие-то цивилизованные пределы, [что предполагает] прекращение роста народонаселения и использования материальных ресурсов.
Задача, однако, заключается не в том, чтобы диктаторским образом ввести те или иные требования, которые должны обеспечить создание новой цивилизации. Идея, скорее, сводится к тому, чтобы дать другое толкование таким понятиям, как благосостояние и удовлетворение. Именно оно, наряду с переходом от толкования к действиям, характеризует то, что можно было бы назвать цивилизацией, выглядящей более привлекательно.
К задачам, связанным с созданием такой цивилизации, относятся следующие:
— Более глубокое понимание соотношения между экономическим ростом и реальным благосостоянием. Некоторые элементы того, что сегодня принято называть ростом, не имеют ничего общего с благосостоянием, а сводятся лишь к увеличению экономической активности.
— Более эффективная организация международного обмена. Трагедия заключается в том, что конкуренция в сфере торговли препятствует государствам в проведении внутренней экологической и социальной политики, на осуществление которой в противном случае они бы охотно пошли.
— Более глубокое понимание неэкономических и нематериальных ценностей, являющихся неотъемлемыми элементами удовлетворения потребностей человека.
Представим себе, что по загородному шоссе навстречу друг другу спокойно едут две машины. Каждая движется по своей полосе, ничего не происходит, и их вклад в ВНП невелик. Но вот один из водителей, зазевавшись, внезапно выезжает на другую сторону дороги и сталкивается со встречной машиной. «Прекрасно», — потирает руки ВНП: вертолеты «скорой помощи», врачи, медсестры, аварийные службы, ремонт автомобилей или покупка новых, баталии между адвокатами, посещение пострадавших родственниками в больницах, компенсация за утерю доходов, страховые агенты, сообщения в газетах, уход за пострадавшими зелеными насаждени- ями вдоль обочины — все это официально считается такой профессиональной деятельностью, за которую надо платить. Даже если ни у одной стороны материальное положение ничуть не улучшилось, а у кого-то значительно ухудшилось, уровень нашего «богатства», а именно нашего ВНП, тем не менее возрос.
Общепринятая концепция ВНП (или ВВП, то есть валового внутреннего продукта), используемого в качестве показателя благосостояния страны, в чем-то ошибочна. Прежде всего следует признать, что ВНП отнюдь не был задуман как показатель богатства. Его задачей является оценка объема поддающейся измерению экономической деятельности. Ребенку, может быть, приятнее сосать грудь матери, чем получать молоко из бутылочки, однако стоимость бутылочки и ее содержимого можно измерить, тогда как кормление грудью измерению не поддается; оно может даже отрицательно сказаться на показателе ВНП, поскольку не исключено, что кормящая мать в этот период не будет заниматься профессиональной деятельностью, результаты которой как раз легко исчислимы.
Новый экономический фонд (НЭФ) совместно со Стокгольмским экологическим институтом подготовил материал, в котором свел воедино то, что было сделано для выработки более адекватных показателей богатства. Работавший над этой проблемой коллектив специалистов использовал и модифицировал индекс устойчивого экономического благосостояния (Index of Sustainable Economic Welfare — ISEW), введенный в свое время Клиффордом У.Коббом в качестве возможного показателя процветания. (Иногда его называют индикатором реального прогресса — Genuine Progress Indicator.) Сопоставляя ВНП и ISEW, можно увидеть, что если раньше они тесно коррелировали друг с другом, то в середине 1970-х годов положение коренным образом изменилось. Начиная с этого времени ISEW по Соединенному Королевству, Соединенным Штатам и другим странам ОЭСР стал уменьшаться, тогда как ВНП продолжал расти. Это позволяет нам объяснить, например, парадокс сегодняшней американской политики, заключающийся в том, что официальная статистика свидетельствует о надежном экономическом росте, а большинство людей считают, что им приходится прилагать все большие усилия, чтобы обеспечить свой прежний уровень жизни, да и это удается не всегда. Здесь правы обе стороны. однако официальная статистика учитывает не то, что нужно учитывать: основная доля роста, о котором она сообщает, состоит из расходов на меры коррективного характера, связанные с потерями и проблемами, а не на товары и услуги.
Дать подробную характеристику глубинных причин, лежащих в основе растущего расхождения между объемом экономической деятельности и реальным богатством, не так-то просто. В количественном плане наиболее важным фактором, обусловливающим такие ножницы, является богатство, накапливаемое в неформальном секторе. Другой фактор имеет как количественный, так и качественный аспект. ВНП не отражает баланс ресурсов, оставляемых будущим поколениям. Аналогичным образом можно говорить о том, что ухудшение окружающей среды ведет к росту показателей ВНП, поскольку оно связано с экономической деятельностью, тогда как на таком показателе, как ISEW, оно отразится отрицательным образом. Помимо этого, увеличение неравенства доходов и обострение криминогенной обстановки на улицах ведет к ухудшению качества жизни большинства населения даже в условиях роста среднего объема экономической активности. Такое увеличение разрыва в этих показателях во многом было характерно .для стран ОЭСР на протяжении 1980-х годов.
Предпринимается много попыток скорректировать ВНП или разработать альтернативные показатели. Относительно бесконфликтный и одновременно эффективный метод использует Статистическое бюро Германии: речь идет о создании «сателлитов» валового национального продукта. Такие параметры, как ухудшение окружающей среды, неоплачиваемый труд или низкий уровень успеваемости, можно количественным образом определить на независимой основе, однако как таковые они не влияют на количественное определение ВНП. В качестве подобного «сателлита» может быть использован индекс развития людских ресурсов, разрабатываемый Программой развития Организации Объединенных Наций (ПРО-ОН) и включающий такие факторы, как образование и ожидаемая продолжительность жизни.
ISEW, со своей стороны, задуман не как система отдельных «сателлитов», а как альтернатива ВНП. Мы бы хотели коснуться такого вопроса, как политические трудности, с которыми сталкиваются правительства, пытающиеся не только установить новые показатели благосостояния, но и действовать соответствующим образом, жертвуя определенной долей ВНП ради достижения более высоких значений альтернативных показателей.
Вскоре правительствам (а вместе с ними и теоретикам) предстоит осознать, что ВНП означает не просто объем экономической активности. В реальном политическом мире ВНП в основном отражает занятость. В связи с этим он также соответствует объему взимаемых налогов. В период, когда решение проблемы безработицы и обеспечение стабильного государственного финансирования относятся к числу абсолютных политических приоритетов, ни государство, ни политические партии не могут его игнорировать. В нынешних условиях недостаточный рост ВНП многие будут воспринимать и рассматривать как тревожное падение реального благосостояния. Поэтому не следует недооценивать сложность такой политической задачи. <...>
На страницах этой книги мы привели немало примеров того, что валовые показатели ни в коей мере не отражают реального положения дел. ВНП служит отражением не благосостояния, а всего лишь той деловой активности, финансовые результаты которой поддаются определению. [Между тем] <...> быстрый прогресс невозможен в мире, где материальная основа существования и социальный статус обусловлены финансовым доходом. <...> Мы считаем, что нематериальные аспекты благосостояния в значительной мере связаны с тем удовлетворением, которое человек получает вне мира оплачиваемой работы по найму, вне денежной экономики.
Представим себе расстроенного ребенка и утешающую его мать. Удовлетворение, которое в конечном счете получает ребенок, больше, чем то, которого, как правило, можно добиться в процессе потребления рыночных товаров и услуг. Однако в расчетах экономистов чувствам ребенка и матери места не находится; они не получают своего отражения в ВНП. Экономисты, как правило, признают потребности только в тех случаях, когда их можно удовлетворить при помощи товаров и услуг, реализуемых на рынке. Аналогичным образом и наше общество испытывает тенденцию к тому, чтобы принимать во внимание только экономически активных людей, зарабатывающих себе на жизнь путем коммерческого удовлетворения потребностей другого человека. Многие из них зарабатыва- ют себе на жизнь путем успешного преобразования любой мыслимой неудовлетворенности в такую потребность, которая может быть удовлетворена при помощи рыночных товаров и услуг.
С появлением современной рекламы и маркетинга потребности стали активно создавать и раздувать. Тысячи психологов, прошедших подготовку в академических учреждениях, трудятся в сфере рекламы или в отделах маркетинга, зарабатывая на жизнь тем, что помогают «создавать» потребности. Экономические достижения с точки зрения ВНП и всеобщей занятости во многом зависят от успешной работы этих психологов и их партнеров по бизнесу.
Так что не будем удивляться тому, что многие формы неудовлетворенности обретают в нашем обществе вид потребностей, равно как и тому, что почти все потребности становятся объектом активной рекламной кампании со стороны тех, кто готов их удовлетворить. Эти «разжигатели потребностей» жиреют за счет того, что убеждают нас использовать материальные средства для удовлетворения нематериальных нужд, что является занятием бесполезным и глупым.
Изначальную ошибку, связанную с удовлетворением настоятельных потребностей, точно охарактеризовала Мэри Кларк. Она отметила, что экономическая наука прекрасно умеет складывать яблоки, груши и электрокардиостимуляторы, однако неспособна сложить ни один из этих товаров с материнской любовью. Пытаясь создать устойчивую цивилизацию, мы должны научиться ценить все неэкономические преимущества и потребности и признать при этом, что их разрушение зачастую бывает результатом чрезмерного предложения экономических благ. <...>
Работа в формальном секторе экономики долгое время будет оставаться в высшей степени привлекательной для большинства людей, способных трудиться. Однако благосостояние совершенно необязательно должно быть вечным спутником того, что сегодня принято называть работой (a job). Смысл ее будет меняться. В частности, те конкретные преимущества, которые делают труд столь привлекательным (регулярный доход, социальное обеспечение, чувство собственной необходимости для других), постепенно будут связываться с профессиональной работой по найму все в меньшей и меньшей степени.
Несмотря на развитие экономики услуг, объем спроса на труд продолжает уменьшаться в результате повышения его производи- тельности. Помимо этого, социальное обеспечение, являющееся одним из наиболее привлекательных аспектов работы в формальном секторе, постепенно будет обусловливать его во все меньшей и меньшей степени. Экологическую налоговую реформу можно провести таким образом, чтобы социальное обеспечение почти не зависело от регулярных выплат, осуществляющихся работодателями и работниками, а основывалось на налогообложении ресурсов. В то же время многие люди радостно наследуют значительные денежные суммы, а побочные заработки, поддержка со стороны друзей и семьи уменьшают зависимость человека от работы по найму. Все эти процессы помогут понять, что труд как таковой — удовольствие сомнительное, и человек будет проявлять по отношению к нему куда большую придирчивость. Он будет готов согласиться на работу в течение неполного рабочего дня, одновременно с удовольствием открывая для себя преимущества работы в неформальном секторе.
Что дает нам основание говорить об этих преимуществах? Все современное развитие руководствовалось целенаправленным стремлением к уничтожению неформального сектора. Его рассматривали как пережиток, свойственный бедной, невыразительной экономике вчерашней деревни. Экономические успехи новейшего времени ознаменовались все большим разделением труда, поголовной специализацией и профессионализацией. <...> Однако, превознося до небес экономические успехи, порой забывают о том, что если бы сейчас неформальный сектор полностью исчез, формальный сектор оказался бы совершенно беспомощным. Сон, еда, любовь, воспитание детей — все это отнюдь не сводится к какой-то второстепенной деятельности, без которой можно было бы обойтись; напротив, это составляет самою основу всего человеческого существования. Экономическая теория с поразительным упорством игнорирует это очевидное обстоятельство.
Как бы там ни было, дальнейшее упорное движение в направлении профессионализации и монетаризации экономики представляется одновременно нецелесообразным и невозможным. Пришла пора подсчитать потери, которые понесло общество в результате размывания неформального сектора.
На этой же точке зрения стоят Орио Джиарини и Патрик Лид-тке, авторы готовящегося к выходу в свет доклада для Римского клуба, посвященного будущему труда. Они настойчиво призывают признать продуктивную ценность той деятельности, которая вносит свой вклад в общее богатство, пусть даже она не попадает (или попадает только частично) в поле зрения современных систем национальной отчетности. Доклад содержит прогноз, гласящий, что в будущем формы оплачиваемого труда примут различный характер, в результате чего сложится широкий диапазон вариантов неоплачиваемой деятельности, которая по своему определению относится к неформальному сектору.
Немало страниц в этой книге посвящено разъяснению того, каким путем тщательное применение правильных принципов способно вернуть экономике тот смысл, который некогда был заложен в этом греческом слове, буквально означающем «управление домом». Это понятие не имеет ничего общего с бездумным воплощением в жизнь идей, гласящих, что экономические процессы сводятся к расчлененному бесконечному круговому обмену ценностями между изготовителем и потребителем, одновременно сопровождающемуся истощением или загрязнением физических ресурсов. Общий недостаток заключается в том, что экономику пытаются представить как единый организм только с точки зрения его кровообращения, не обращая внимания на то, что этот организм также имеет пищеварительный тракт, который намертво привязывает его к окружающей среде, причем с обеих сторон. Именно в результате этого недостатка экономисты зачастую впадают в ошибку, рассматривая почву как грязь, живые организмы как мертвые, природу как какую-то помеху, опыт, накапливаемый на протяжении миллиардов лет, как не заслуживающий внимания, а будущее как товар, теряющий свою ценность (в соответствии с учетной ставкой, составляющей десять процентов годовых).
Даже те экономические теории, которые верны по своей сути, нередко применяются неправильно:
— Производительность отражается суммарной рыночной стоимостью товаров и услуг, сбываемых за деньги; сюда не входит ничего, что не имеет рыночной цены (например, забота о любимых и уход за ними), ничего из того, что поистине бесценно. Такие показатели никак не учитывают ни объем человеческого счастья, ни даже материальное удовлетворение. Последнее же, как свидетельствует большинство обследований, начиная с 1970-х годов снижается, поскольку рост ВНП отнюдь не компенсирует «расходов на меры коррективного характера», направленные на борьбу с исто- шением природных ресурсов, загрязнением и деградацией окружающей среды а также с проблемами социального порядка.
— Считается, что истощение ресурсов и загрязнение среды ничего не стоят (истощение ресурсов находит свое отражение только в виде расходов на их добычу, а загрязнение среды в большинстве своем вообще никак не отражается), однако нашим потомкам они могут дорого обойтись. По сути дела, речь идет о повсеместном узаконенном раскрадывании будущего.
— Потребление капитала рассматривается как доход; при этом игнорируется определение дохода, которое ему совершенно оправданно дал Хикс: максимальный объем средств, который вы можете потребить за данный период, не ухудшив при этом своего материального положения. (Интересно было бы знать, каким образом можно «развить» свой банковский счет, снимая с него деньги, а ведь именно к этому в своей массе сводятся процессы экономического «развития». Вырубка лесов, уничтожение рыбных запасов, истощение ископаемых ресурсов — все это увеличивает доход, однако при этом не находит своего отражения в статье расходов глобальной балансовой ведомости, поскольку таковой просто не существует.) <...>
— Как нечто само собой разумеющееся принято считать, что искусственный капитал способен заменить капитал природный. (Отталкиваясь от этой сомнительной теории, некоторые экономисты настойчиво призывают нас активно расходовать все имеющиеся ресурсы оптимальными темпами, как правило, находящимися на уровне учетной процентной ставки — то есть примерно на уровне тех процентов, которые, если не считать инфляции, могут приносить деньги при условии их правильного размещения; при этом утверждается, что после того, как данный ресурс, идет ли речь о китах или тропических лесах, использован до конца, финансовые средства могут быть повторно инвестированы в какой-то другой ресурс, который полностью заменит только что израсходованный. Экономика является государственной религией, а ее первосвященники и жрецы мертвой хваткой вцепились в свои обряды, но тем не менее кое у кого из нас есть свои собственные представления об истинных богах и лжепророках.)
— Предложения о покупке и предложения о продаже рассматриваются как нечто аналогичное, что совершенно неправильно. (Государственная организация, вознамерившаяся проложить автомагистраль через примыкающий к вашему дому сад, прежде всего должна спросить, какую компенсацию вы хотите получить за это, и если вы ответите, что ваш сад не продается ни за какие деньги, вопрос должен быть закрыт. К сожалению, этот вопрос нередко выворачивают наизнанку и ставят его следующим образом: «Сколько вы готовы нам заплатить за то, чтобы не потерять свой сад?» Ответ на этот вопрос, конечно, зависит от ваших материальных возможностей, а не просто от вашей готовности заплатить деньги; вам придется отбивать атаку за атакой, что быстро истощит все ваши средства, сколь бы велики они ни были. Такая постановка вопроса экономически неправомерна и одновременно безнравственна, однако, как правило, так и поступают, поскольку в противном случае — принимая во внимание, что у разных людей разные ценности, — отсутствовала бы теоретическая основа для проведения анализа на основе принципа затрат-эффективности при принятии решений в области государственной политики, касающихся, например, того, строить ли автомагистрали, а если да, то где.)
— Во внимание не принимаются ценности, которые нельзя положить в банк, чтобы снимать с них проценты, такие, как жизнь, свобода, стремление к счастью. (Английские чиновники раньше любили ссылаться на высокие учетные ставки Британского казначейства для обоснования целесообразности строительства дешевых домов из плохих материалов, готовых рухнуть на голову своим жильцам через 20 лет, поскольку через 20 лет финансовый риск сводился к нулю, а если быть более точным, то составлял 15 процентов от сегодняшней стоимости строительства. Утверждают, что англичане отказались от этой практики, когда их голландские коллеги заявили им, что если бы Нидерланды проводили столь близорукую политику, страна давно бы оказалась под водой.)
В принципе, все эти извращения здоровой экономической теории поддаются корректировке. Однако использование рынков в тех целях, достижению которых они вполне могут служить — для оптимального распределения ограниченных ресурсов в короткий промежуток времени, — совершенно не означает, что от них можно добиться чего-то того, что им совершенно не под силу. Например, рынки:
— не могут дать вам информацию о необходимых масштабах (говоря словами экономиста Германа Дейли, «перегруженное судно затонет даже в том случае, если груз распределен по трюмам самым оптимальным образом»);
— не бьют тревогу в тех случаях, когда законные потребности подчиняются и приносятся в жертву экстравагантным требованиям;
— не сообщают, когда надо остановиться или когда достигнут требуемый уровень (еще Экклезиаст предупреждал нас, что «тот, кто владеет серебром, не будет этим серебром удовлетворяться, как не будет удовлетворяться приумножением своих богатств тот, кто живет в достатке; и это тоже тщеславие»).
В экономике не находит своего полного отражения цель существования человека, ибо она отнюдь не сводится к алчности и зависти. Однако в погоне за все большим Валовым Национальным Продуктом часто упускают из виду те цели, которым должны служить экономические механизмы. Все общественные дискуссии, посвященные задачам экономики, по-прежнему будут подменять реальные ценности пустыми лозунгами, если мы будем и дальше игнорировать то, о чем писала Д.Мидоуз:
Устойчивое общество должно быть заинтересовано в качественном развитии, а не в физической экспансии. Оно должно использовать материальный рост как осмысленный механизм, а не смотреть на него как на извечную цель. Общество не должно быть ни сторонником роста, ни его противником. Вместо этого следует различать темпы роста и рост, а также те цели, которые он преследует. Прежде чем такое общество примет решение относительно каких-то конкретных предложений, связанных с ростом, оно должно спросить себя: зачем он нужен, такой рост, кто выиграет в его результате, во сколько он обойдется, сколько будет длиться, не окажется ли непосильным грузом для нашей планеты с точки зрения ее ресурсов и возможностей переработки отходов.
Нам представляется, что все современные общества испытывают недостаток в лидерах, которые способны задаться этими вопросами и пронести через время Золотое Правило, гласящее: «Поступай с будущими поколениями живых существ так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой». Дабы исцелить наши общества, обеспечить справедливость, восстановить ресурсы Земли, необходимо коренным образом переосмыслить наше отношение к Творению, к нашим собственным возможностям и задачам, к нашим детям.
Социальная жизнь в последнее время дает бесчисленное множество примеров, показывающих, насколько безнадежно смешались такие понятия, как создание богатства и стремление к счас- тью, возможности для получения прибыли и исконные права, личный успех и общественные интересы. В конце концов, экономическая эффективность — это всего лишь средство, а не самоцель. Рынки должны быть эффективными, а не самодостаточными; им свойственна алчность, им чуждо понятие справедливости. Перед ними никогда не ставилась задача обеспечения общности, целостности, красоты, справедливости, устойчивости, не говоря уже о святости; да они и не могут быть такими. Если рынки приносят какую-то пользу китам или дикой природе, Богу или нашим внукам, то только по чистой случайности. Рыночные механизмы при условии их правильной работы способны обеспечить самое эффективное решение тех задач, которые им свойственны, однако эти задачи весьма и весьма далеки от общей цели человеческого существования. Для достижения этой, гораздо более широкой цели существуют также такие вещи, как политика, нравственность и религия; если мы позволим себе предположить, что эти величайшие достижения человечества могут быть подменены экономическими теориями, мы рискуем растерять наши души.
Ходжу Насреддина однажды спросили, что важнее: луна или солнце. «Конечно же, луна!» — ответил он. «Но почему, Ходжа, объясни?» — «Да потому, что луна светит ночью, когда особенно нужен свет». Сегодня нам особенно нужен свет. Продуктивное использование тех благ, которые мы берем взаймы у Земли и друг у друга, может дать нам выигрыш во времени для поиска решений. Но, подобно любому орудию, экономика способна лишь помочь нам немного продвинуться вперед, она никогда не сможет подменить собой нашу обновленную политическую жизнь, наши этические принципы, нашу духовность. Те ресурсы, повторное обретение которых наряду с их более полным и более разумным использованием является нашей настоятельной задачей, таятся не в физическом мире, а заложены в каждом из нас.
Научное издание
НОВАЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНАЯ ВОЛНА НА ЗАПАДЕ
Сборник Под редакцией В. Л. Иноземцева
Главный редактор издательства
В. А. Попов
Ответственный за выпуск
А. И. Антипов
ЛР№ 040103 от 18.02.97.
Издательство «Academia» при участии редакции журнала
«Вестник Российской академии наук» 117810, Москва, Мароновский пер., 26.
Тел./факс 238-25-10, 554-41-51.
Подписано в печать 26.11.98. Формат 60х90 1/16.
Печать офсетная. Тираж 5000 экз. Заказ № 1664.
Отпечатано с готовых диапозитивов в Государственном ордена Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени Московском предприятии «Первая Образцовая типография» Государственного комитета Российской Федерации по печати. 113054, Москва, Валовая, 28